Читать книгу "Другой барабанщик  - Уильям Мелвин Келли"

– Это Такер Калибан, это все Такер Калибан!

Но его быстро заткнули, ударив локтем по лицу, и из рассеченной внутри щеки кровь хлынула ему в глотку.

– Оттащите его от машины! – гаркнул кто-то. – Дайте и мне врезать ему разок! Тащите его сюда! – Тот, кто это кричал, ворвался в гущу взлетающих кулаков, схватил Брэдшоу за ноги и поволок к тротуару. Остальные, не желая потерять свою жертву, поспешили за ними.

Дьюи тоже последовал за толпой, тщетно хватая то одного, то другого за локоть или за спину, как вдруг паренек развернулся и двинулся на него с перекошенным лицом, и Дьюи, хотя в последний момент и заметил, но пропустил удар в висок, отчего у него потемнело в глазах, и во тьме закружились красные и белые точки. Через мгновение он очнулся на мостовой все в той же оборонительной стойке: держа перед собой согнутые в локтях руки. Паренек постоял над ним, а потом побежал к стайке мужчин, окруживших Брэдшоу и продолжавших охаживать его кулаками и ботинками с тем безразличным остервенением, с каким мальчишки гоняют по асфальту пустую консервную банку.

– Эй, погодите! Остановитесь, мужики! – Паренек бежал, махая руками. – Стойте!

Дьюи, все еще сидя на мостовой, увидел, как кто-то обернулся на крик:

– Что еще? Почему?

Он с усилием поднялся на колени, голова все еще кружилась. Наверное, этот молодой парень, который у них вроде заводилы, все-таки ему поверил. Наверное, он их уговорит прекратить избиение.

– Стойте! Я вот что подумал. – Мужчины выпрямились и стали слушать. Брэдшоу лежал и тихо стонал. – Вы, мужики, знаете, что это наш последний ниггер? Только подумайте! Наш последний ниггер. Теперь у нас в штате больше не будет ниггеров. Никто не будет ни петь, ни танцевать, ни смеяться. И мы сможем теперь увидеть черномазых только в телевизоре, если, конечно, мы не поедем в Миссисипи или в Алабаму. Но в телевизоре они больше не поют старых песен и не танцуют старых танцев. Они ж там все негры из высшего общества – у них белые жены и большие машины. И вот я подумал: раз у нас оказался этот ниггер, пусть он нам споет какую-нибудь старую песню!

Мужчины стояли и недоуменно переглядывались, не вполне понимая, что несет этот парень, и гадая, серьезно он или нет. А кое-кто, у кого руки чесались продолжить начатое, глядел на Брэдшоу.

И тут заговорил жирный.

– Я понял, о чем ты, Бобби-Джо. Я понял! – И он оглушительно захохотал. – Наш последний ниггер. Забавно. Он вообще-то не был наш, когда прикатил сюда в своем большом лимузине, но теперь он наш, и мы можем заставить его делать все, что угодно.

– Именно так, мистер Стюарт. – И парень расхохотался. А следом стали хохотать и другие, приговаривая:

– И я понял!

Парень продрался сквозь толпу мужчин и с помощью жирного поднял Брэдшоу с мостовой.

Дьюи уже стоял на ногах, осознав, что они собираются не прекратить, а продолжать ритуал издевательств.

– Вы не можете так с ним поступить! – Он врезался в толпу, нагнув голову и размахивая кулаками. Но двое или трое мужчин остановили его в нескольких шагах от парня.

Парень поглядел на него исподлобья.

– Кто-нибудь принесите веревку из магазина Томасона и свяжите этого любителя ниггеров. Если мы сделаем ему бо-бо, у нас будут неприятности. Его папашка прогонит нас со своей земли. – Несколько человек держали Дьюи, пока кто-то побежал за веревкой. Когда принесли веревку, его связали по рукам и ногам и бросили на мостовую.

– Ну, а теперь продолжим наше шоу. Что ты умеешь, ниггер? Все вы ниггеры что-то умеете.

Брэдшоу стоял, измученный, окровавленный, между парнем и жирным. Его костюм был порван и помят, очки, чудом оставшиеся на носу, перекосились. Он молчал.

– Говори! Что ты умеешь?

Жирный сжал кулак.

– Я развяжу ему язык!

– Нет, мистер Стюарт, для этого у вас будет полно времени потом. А сейчас он станет паинькой и повеселит нас. Ну, что ты умеешь? Ты знаешь «Курчавого негритенка»?

Дьюи увидел, что Брэдшоу кивнул. Разумеется, он знал ее, все знали. Эту песенку все либерально настроенные учителя музыки начальных школ в Нью-Йорке, Чикаго, Де-Мойне, Сан-Франциско и прочих городах Америки разучивали со своими учениками, чтобы приобщить их к негритянской культуре. В Кембридже ее распевали всякий раз, когда кто-нибудь приносил гитару и корчил из себя фолк-певца среди студентов, корчивших из себя фольклористов. Ее знали по всей стране и пели с незапамятных времен. И Дьюи догадался, что означал кивок Брэдшоу: он не имел в виду песенку, он просто понял, почему негры уехали отсюда без промедления и что для этого им не понадобилось ни организации, ни лидера.

– Ну, тогда, – проговорил паренек, и его глаза сузились, – пой!

Брэдшоу запел нескладно, почти речитативом:

Иди ко мне, мой кучерявый малыш,Ты почему не спишь?Почему ты грустный такой?Прижмись к мамочке черной щекой.Мамочка тебя очень любит,Дай-ка она тебя приголубит!Во сне ты, как вольная птица, взлетишь!Спи сладко, мой кучерявый малыш…

У песни была быстрая мелодия, в танцевальном ритме, и ее странно было слушать в исполнении Брэдшоу с его британским прононсом, потому что он произносил все слова литературно правильно, без тени негритянского южного говорка. Мужчинам это пришлось не по нраву, и они зароптали:

– Плохо он поет!

Паренек схватил проповедника за горло:

– Ты давай пой, как надо! Пой, как ниггер, понял, ниггер?

Жирному захотелось чего-то особенного:

– Да, и еще пляши!

– И громче пой, чтобы я тоже слыхал! – крикнул кто-то, стоящий с краю.

Дьюи напрягся, пытаясь вырваться из пут, но не смог. Он кричал, чтобы они прекратили, но никто не обратил на него внимания.

Брэдшоу затянул песню снова, на сей раз смешно подпрыгивая то на одной ноге, то на другой и тряся животом. Он почти дошел до конца, когда парень встал перед ним и со всего размаха влепил кулаком в лицо.

– Хреновый ты певец. Посадите его в машину. Повезем этого черномазого в его машине. Она вон какая большая! Влезет много народу.

Парень и жирный схватили Брэдшоу за плечи, переступив через лежащего Дьюи, подтащили к лимузину и втолкнули в салон.

– Он не имеет к этому никакого отношения! – Дьюи извернулся в сторону лимузина. Шофер сбежал, причем никто не видел, когда и куда. Кто-то сел за руль, нащупал ключ в замке зажигания, повернул, и двигатель с надрывом взревел громче, чем обычно. Водитель позвал остальных в салон, и Дьюи услышал хлопки закрываемых дверей – одна, вторая, третья, четвертая. Он попытался подняться на ноги, продолжая кричать им вслед, но не успел даже привстать на колени, как лимузин с ревом унесся в сторону фермы Такера Калибана. Черная машина уже скрылась из виду, но до его ушей все еще доносился рев мотора.